Попытка административным путем заставить ученых работать вдвое лучше хорошо показывает уровень руководства российской наукой

В начале года институты РАН потрясли два известия: о повышении зарплат и о директиве ФАНО об удвоении планируемого количества научных статей. У ученых появился новый повод для протестов. Правда, 22 января состоялась встреча президентов РФ и РАН, наметившая общие корректировки реформы науки. Во всяком случае именно так оценил ее итоги глава академии Александр Сергеев. Теперь ученые и чиновники ищут компромисс, в том числе и относительно вопросов планирования, однако здесь важнее не отдельные инциденты, а системные проблемы, известные, но упорно игнорируемые.

Справедливость не указ

В этой истории все упорно твердят о науке, хотя научные проблемы здесь явно вторичны. Повышение зарплат сотрудникам НИИ по сути является авральным выполнением майских указов, поэтому надо сначала вспомнить их логику. Президент Путин пообещал резко увеличить зарплаты в социально и стратегически важных профессиях — в медицине, образовании, науке. Имелось в виду не просто повышение окладов, но их привязка к средним по региону, что прямо говорит о восстановлении справедливости: представителям крайне необходимых и благородных профессий элементарно недоплачивали.
Реклама

Однако задуманное ФАНО удвоение госзадания отрицает идею восстановления справедливости начисто, что сильно портит широкий жест. Как в фильме «Ищите женщину»: мэтр Роше увеличивает зарплату секретарше, ровно на столько же поднимая ей плату за квартиру. И в нашем случае соотношение остается прежним, просто все неким волшебным образом удваивается.

Интеллектуальный «прорыв»

Такая возможность нереальна даже с позиций обычного здравого смысла: если ученые в состоянии увеличить выход своей продукции «разом вдвое», значит, до этого они работали вполсилы, что вряд ли. Если же они и раньше работали в полную силу, то впредь работать в «две полные силы» никак не могут.

Возможно, кто-то наверху и в самом деле думает, будто люди науки живут по принципу: «Вы делаете вид, что платите, — мы делаем вид, что работаем». Отсюда идея скрытых трудовых резервов, которые можно мобилизовать. Однако это профессия, в которую идут люди полной самоотдачи, не без фанатизма. Нормальный ученый физически не может думать в два раза больше, потому что он думает всегда. И он физически не может больше работать, поскольку и так максимально использует свой очень ненормированный рабочий день. Общий трудовой энтузиазм многократно перекрывает потери от отдельных слабосильных.

Далее выясняется, что любая жесткая формализация администрирования везде и всегда вызывает однотипную реакцию. Умные начинают работать хуже, потому что это им мешает функционально и угнетает психологически. Хитрые начинают работать не на результат, а на показатели, то есть «лучше», а потому теснят просто умных — типичный «сдвиг мотива на цель». Австралия за шесть лет увлечения голой цифрой чуть не угробила собственную науку. Как один результат нарезать на несколько публикаций, знают все в мире. Давно отработаны и прочие техники имитации библиометрии. У нас это уже вылилось в массовый бизнес на размещении статей и искусственную накачку показателей функционеров и целых институтов.

Науки «до Риккерта»

Если в этой активности и есть какие-либо представления о знании, то они крайне архаичны. Еще философ Генрих Риккерт в конце позапрошлого века ввел фундаментальное различение «наук о природе» и «наук о человеке». У нас же об этом будто не слышали вовсе. Плохо работающие даже в точных и естественных науках технологии механически распространяются на общественные науки и социогуманитарное знание, где они не применимы в принципе. В гуманитарных областях главным продуктом являются прежде всего книги. Каким образом их учитывать, у нас пока не решили, но гуманитариям уже предписано сверстать годовые планы на одних статьях. В этой модели классики, пишущие книги годами, автоматически подпадают под невыполнение плана и закрытие темы, если не под сокращение.

Если в естественных и точных науках всеми этими новшествами провоцируется банальная нарезка результатов, то в социогуманитарном знании все куда более абсурдно. Предложенная схема позволяет увеличивать количество публикаций по наименованиям, сокращая суммарный листаж, то есть реальный «выход продукции». Таким образом, здесь «выход по факту» может пострадать даже количественно. В науках о природе за небольшой статьей может стоять многолетний эксперимент, у гуманитариев сам текст и есть тело эксперимента, развернутая экспозиция работы, от которой результат неотделим.

Хуже того: эта система библиометрических показателей находится в вопиющем противоречии с декларируемой установкой на внедрение результатов научных работ. В социогуманитарной сфере внедрение и есть тот самый банальный процесс, когда «люди читают». Сейчас отчетность ограничена исключительно аттестованными научными журналами с жесткой процедурой и обязательной индексацией в научных базах данных Web of Science, Scopus и в лучшем случае в РИНЦ (Российский индекс научного цитирования). Это максимально мешает публичному внедрению такой литературы. Для общественно значимых результатов круг чтения искусственно сжимается по максимуму.

Наконец, есть направления, предельно актуальные и востребованные в стране, но не интересные зарубежной аудитории, а потому не переводимые, не цитируемые и в мировые индексы не попадающие.

Планирование и политика

Однако это все тонкости: последние идеи и решения — инцидент принципиально другого порядка. Число публикаций как голое количество вообще не может быть сколько-нибудь валидным показателем. С таким же успехом можно контролировать овощебазу по количеству овощей, приравняв одну тыкву к одной редиске. Или организовывать план и учет стройкомплекса по числу домов. Система сама толкает людей к тому, чтобы проектировать и строить только одноэтажные времянки. Применительно к науке подобные сравнения выглядят как буквальные аналогии, а не как гиперболы или метафоры. Совершенно неожиданным образом именно в сложнейшем околонаучном менеджменте придуманы и почти внедрены схемы, немыслимые даже для мелкого прораба или завмага. В этом смысле не спасает ситуации и обсуждаемая сейчас компромиссная идея учета «качества» за счет удвоения ценности публикаций в особо престижных журналах.

Однако весь этот театр абсурда приобретает внятный смысл, если подходить к делу научно и строить адекватные предмету гипотезы. Все не так странно, если принять, что решение это не столько функциональное, сколько политическое. Удвоить — типичный лозунг, явно отсылающий к прообразу «удвоения ВВП». Речь идет не столько о показателях науки в отчетности перед ФАНО, сколько о показателях ФАНО и Минобрнауки в отчетности перед политическим руководством. «В два раза» — это индикатор не научной активности, а лояльности и рвения менеджмента. Оценивать идею надо именно с политической точки зрения, тем более что у нас вся политика и даже экономика зафиксированы на лозунгах символических свершений, а не на фактической работе.

Но и с этой точки зрения к проекту есть вопросы. Если президент на каком-нибудь международном форуме объявит, что за один только 2018 год мы удвоили отечественную науку, это вызовет лишь насмешки врагов. Не годится даже для предвыборной речи или новогоднего обращения. Политический пиар — тоже дело тонкое.

Если же говорить о деле, то на первый план здесь выступает роль самой науки в обеспечении такого рода менеджмента. Сейчас ученые возмущены тем, что решение принималось вообще без них. В этом плане даже переговоры академии и ведомства выглядят прорывом значительным, но тоже странным. Сейчас управление любым процессом имеет то или иное научное обоснование. Авторы проекта «удвоения», а по большому счету и всей библиометрии, предварительно должны были бы представить методически корректно выполненный труд с концепцией и ее обоснованием, описанием зарубежного опыта, примерами и контрпримерами, с учетом местной специфики, с цитатами и списком учтенной литературы. А теорию удвоения числа публикаций в рецензируемых и индексируемых журналах надо было бы сначала попытаться опубликовать хотя бы в одном таком журнале.

В свою очередь, институты РАН должны были бы сами разработать адекватную, научно обоснованную систему критериев и методику оценки результативности околонаучного менеджмента, то есть ФАНО и Минобрнауки. Проект симметричной оценки результативности был бы достоин любого мегагранта. Но это уже тема отдельного разговора.

Александр РУБЦОВ

Источник: РБК