100-летний юбилей бывшего Председателя КГБ СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС, более чем скромно отмеченный СМИ в июне 2014 года, показал, что эта фигура, окутанная мифами и домыслами, до сих пор недооценена. Во множестве книг большинство авторов рассматривают поздний период биографии Генсека, оставляя на периферии своих интересов времена Великой Отечественной войны. А ведь именно боевая юность, как время становления личности, могла бы объяснить многое в последующей жизни и поступках «Могикана». В 1941—1944 гг. Ю.В. Андропов являлся первым секретарём ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР и стал одним из главных организаторов подпольной работы в оккупированных районах и партизанского движения в республике.

МОНОГРАФИЯ доктора исторических наук, профессора Московского гуманитарного университета Ю.А. Васильева «Тайны «Могикана» (М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2014), подготовленная в рамках проекта «Демифологизация истории России», осуществляемого при поддержке Общероссийской общественной организации Общество «Знание» России, являет собой своеобразный феномен. И дело не только в нетипичном для научного труда названии, ассоциативно отсылающем к остросюжетным романам Ф. Купера.

Помимо широкого использования первоисточников — архивных фондов, мемуарной литературы, прессы исследуемого периода (что, как известно, и отличает научную монографию от научно-популярной литературы и публицистики), исследование Ю.А. Васильева ещё и содержит оценки личного восприятия. Скупые строчки документов из фондов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Национального архива Республики Карелия (НА РК) подтверждаются воспоминаниями отца и тестя автора, в военную пору — подростков, волею судеб ставших не только очевидцами событий, но и «бойцами трудового фронта».

Рассекреченные документы Спецотдела ЦК ВЛКСМ (полное название — Отдел по работе с комсомольцами и молодёжью на временно оккупированных территориях) дополняются рассказами ветеранов партизанского движения Карелии, со многими из которых автору посчастливилось познакомиться ещё в годы пионерско-комсомольской юности. Кстати, они отмечали: по строжайшему указанию Ю. Андропова подпольщикам и партизанам следовало держать всю информацию в голове — никаких списков и документов!

НЕЛЬЗЯ НЕ СОГЛАСИТЬСЯ с автором, считающим, что современное мифотворчество в исторической науке привело к «увлечению поиском сенсаций и трагических картин, отягощённых политической и пропагандистской риторикой. Нередко авторы акцентируют внимание на отдельных фактах, которые будоражат сознание, вызывая эмоциональное восприятие, но не создают полной и объективной картины. Репрезентация исторических реалий Великой Отечественной войны в большей степени должна быть связана не только и не столько с описательной стороной отдельных событий — важнее выявить, какими причинами были вызваны происходившие процессы, исследовать их природу, тенденции и закономерности».

Блистательное решение именно этой принципиально важной исследовательской задачи представлено в труде Ю.А. Васильева, дающем подробную, достоверную, правдивую информацию к размышлению не только для историков-профессионалов, но и для широкого круга читателей, небезразличных к исторической судьбе Отечества, к роли в ней таких заметных фигур, как Ю.В. Андропов.

Авторская концепция и гражданская позиция профессора Васильева, изложенная на страницах его острополемичной монографии, не приемлют интерпретации событий военных лет, которой придерживаются сегодня финские историки и некоторая часть отечественных, «западноориентированных» исследователей и публицистов. Так, например, в Финляндии принято обвинять советских партизан в совершении «военных преступлений» на территории Финляндии и даже звучат требования выдачи их финскому правосудию.

Поддакивает финнам российский публицист Марк Солонин: «Объективное обсуждение финского оккупационного режима совершенно немыслимо без учёта того главного фактора, который и вызвал такие противоправные и негуманные действия финских властей, как насильственное переселение и создание лагерей для перемещённых лиц. Речь идёт, разумеется, о так называемых карельских партизанах, то есть диверсионных отрядах НКВД, терроризировавших мирное население Финляндии и Карелии».

Профессор Васильев, глубоко изучивший документы военной поры, отмечает, что в оскорбительных для наших ветеранов формулировках и общем представлении о событиях войны Солонин почти буквально вторит заключению финской оккупационной администрации (Военного управления Восточной Карелии). Оно представляло причиной принудительного переселения советских мирных граждан «оживлённое» партизанское движение, вследствие чего финские власти «приняли меры по эвакуации населения».

Ю.А. Васильев поддерживает точку зрения, что на самом деле политика финской администрации на оккупированной территории была определена задолго до вторжения финских войск в Карело-Финскую ССР. Программа действий определялась идеологией создания будущей «Великой Финляндии», включающей территорию Карелии с этнически родственным финно-угорским населением.

Именно поэтому финские оккупационные власти проводили в Карелии политику «разделяй и властвуй», раздавая «родственному» населению — финнам, карелам, вепсам, ингерманландцам — паспорта иного цвета, чем русским, белорусам, украинцам. Именно поэтому предлагался «родственным» народам паёк, сопоставимый по нормам с ленинградским блокадным, а иные, «неродственные», народы были лишены и этой малости, сгонялись в концлагеря, умирали от голода и издевательств оккупантов.

НО ПОДАВЛЯЮЩЕЕ большинство населения республики не восприняли призывов пришельцев: «Открыть в Восточной Карелии окна в Финляндию для карелов», «Никогда карелу не быть русским», «В груди карельской молодёжи бьётся финское сердце», «Там, где раньше учились думать у русских, там сейчас нужно учиться думать у финнов. Там, где раньше учили опознавать Россию, там теперь нужно учиться опознавать Финляндию». В секретных отчётах Военного управления Восточной Карелии оккупанты признавались: «Несмотря на работу, проведённую в течение двух лет, мы замечаем, что в народе ещё не проснулось национальное чувство, он продолжает оставаться пропитанным большевистским духом». «Несознательное» местное население приклеило оккупантам презрительно-ироничное прозвище «колопаи» («Ударил человека, значит, дал колопайку», — до сих пор говорят в карельской Кондопоге. А по словарю В. Даля «колупай» — копун, мешкотный, вялый человек).

Пока чужаки медлительно колупались, обмозговывая новую идеологию для финно-угорских народов России, в рядах молодых подпольщиков и партизан Карелии давали оккупантам колопаек представители не только русского, украинского, белорусского народов, но и карелы, финны, вепсы. И что ещё удивительнее — изучая био-графии героев-партизан, Ю.А. Васильев обнаружил, что многие из них были из семей раскулаченных и репрессированных, часто по несправедливым доносам и оговорам. Но какой же высокой сознательностью надо было обладать, чтобы суметь отделить личные обиды на конкретных представителей местной власти от великого и святого дела защиты Родины?!

…В современной Финляндии воспоминания о тесном военном союзе с фашистской Германией непопулярны. Странный тезис, выдвинутый местными идеологами, убеждающий, что финны якобы, как и немцы, воевали против Советской России, но… не в качестве союзников, и к немецким преступлениям не имеют никакого отношения, напоминает известную позицию страуса.

«Тогда как определить факт вторжения финских войск и оккупацию части территории Советского Союза — двух третей Карело-Финской Республики? Захватчиков никто не приглашал на советскую землю — сами пришли. Количество жертв среди гражданского населения Финляндии, которое ставится в вину карельским партизанам (по разным данным — 147 человек, либо 176, или около 200 человек), несоизмеримо с потерями среди мирного населения, включая детей, на оккупированной территории Советской Карелии, — парирует профессор Васильев и добавляет: — Действия финской стороны

были продиктованы реализацией идеи «Великой Финляндии». Данный тезис был детально подтверждён и обоснован в годы войны благодаря в том числе информации, добытой подпольем «Могикана» — Ю.В. Андропова. Как и то, что провалилась попытка создания «Великой Финляндии» за счёт присоединения территории так называемой Восточной Карелии со всеми её природными богатствами. «Родственное» финно-угорское население, которое вроде бы пришли освобождать от большевизма финские войска, не восприняло новую власть и новую идеологию».

…Чтобы разобраться в хитросплетениях идеологического и политического свойства, возникших во взаимоотношениях Финляндии и России в ХХ веке, следует обратиться к истории вопроса. Решение об образовании Карело-Финской Республики было принято 31 марта 1940 года в Москве на VI сессии Верховного Совета СССР, после присоединения части приграничных территорий Финляндии, полученных в результате успешного для СССР завершения советско-финляндской «зимней» войны. Возглавил республику финский революционер О.В. Куусинен. Просуществовала она недолго — 16 июля 1956 года возвращена в статус Карельской АССР в составе РСФСР. Именно с того момента знаменитый фонтан ВДНХ «Дружба народов» стал «идеологически устаревшим», так как среди шестнадцати золочёных девушек имел в своём «хороводе» и фигуру в карело-финском национальном костюме.

БЕЗУСЛОВНО, для изменения статуса республики было множество внешних и внутренних политических причин. Но отметим, что «титульное» население — карелы, вепсы и финны всегда были в республике национальным меньшинством. До советско-финляндской войны и присоединения Карельского перешейка, Приладожья доля финно-угорского населения составляла 27%, а по переписи 1959 года — лишь 18,3%…

На острый дискуссионный вопрос: «Грозила ли населению КФССР после изгнания оккупантов депортация «по образцу» некоторых народов Кавказа и Крыма?» — автор монографии отвечает: «Оснований для принятия решения о какой-либо депортации в Карелии объективно не существовало». По подсчётам современных исследователей, общий процент всего населения Карелии, оказавшегося в зоне оккупации и причастного к коллаборационизму (политическому, военному, экономическому, культурному и пр.), составлял не более 3,5.

С первых дней войны 2/3 территории КФССР, включая столицу — Петрозаводск, были оккупированы финскими и немецкими войсками. Временной столицей Советской Карелии стал Беломорск — конечный пункт Беломорско-Балтийского канала, в 1938 году получивший статус города. Малая родина автора монографии — рабочий посёлок Сегежа, чрезвычайно важный в оборонном значении, прифронтовой, стал городом в 1943 году.

Задумаемся, насколько сложнее было бы оборонять этот болотистый, лесной, малолюдный край, если бы не предвоенные индустриальные сталинские пятилетки, не только развившие здесь промышленность, но и создавшие города и посёлки!

Автор монографии «Тайны «Могикана» обращает внимание «не только на специфику этого сурового таёжного края и особенности северного народа, но и на оставшиеся от гулаговских времён реалии ББК, Сегежлага и других бывших довоенных советских строек. …Известно, что партизанское пополнение прибывало в том числе и из мест заключения. После оккупации финскими войсками основной части КФССР значительная часть территории Советской Карелии являлась районом, который контролировался прежде бывшим гулаговским ведомством, включая лесоповалы, «командировки».

По свидетельству автора: «Административная столица КФССР в годы войны г. Беломорск находился в 109 км от Сегежи. В Сегеже располагались базы ряда партизанских отрядов. Для подготовки партизанских кадров в Сегеже была создана партизанская школа (учебный пункт). Из Сегежи многие партизанские отряды уходили в поход. Так, первая партизанская бригада в июне 1942 г. именно отсюда отправилась за линию фронта, сюда же вернулась в августе 1942 г. Сегежа стала госпитальной базой

32-й армии Карельского фронта, сюда также доставляли раненых партизан: в посёлке размещались несколько стационарных и передвижных госпиталей».

Советская власть, в отличие от финской, не декларировала свою особую политику по отношению к финно-угорскому населению, но, наверное, неспроста озаботилась эвакуацией Карело-Финского университета именно в Сыктывкар, где компактно проживает другой финно-угорский народ — коми. Языковая и культурная близость, несомненно, помогла эвакуированным студентам быстрее освоиться в новой для себя среде и активно включиться в помощь фронту. Отдельная глава монографии Ю.А. Васильева посвящена этой стороне жизни молодёжи Карелии в годы войны.

ДОБРОВОЛЬНО отказавшись от летних каникул, студенты выполняли по нескольку суточных норм, работая на лесосплаве. И даже ректор университета К.Д. Митропольский с гордостью рассказывал: «Сам же я тоже хожу с мозолями, багор часто бывает в моих руках. Более того, я научился им владеть, и неплохо». В январе 1943 года в учебный план были введены новые предметы — «Сплавное дело» (50 часов) и «Сельскохозяйственное производство». Открылись автокурсы. Студенты работали в Трёхозёрной запани и водном цеху Сыктывкарского лесозавода № 1. С 16 июня по 24 сентября университет полностью отвечал за выполнение производственной программы завода — выкатку из воды 8 тысяч брёвен в сутки (то есть 3 тысяч кубометров древесины).

И если ранее женский труд вообще не применялся на лесосплаве, то теперь именно студентки стали главной рабочей силой: М. Русанова, И. Мякеля, П. Якконен, И. Ренквист выработали по 71 трудодню при норме 50 трудодней. Работали в две смены — дневную и ночную, по 12 часов каждая, и в дождь, и в холод, в сентябре — даже в снег. «Программа напряжённая, — отмечал К.Д. Митропольский, — и это чувствуют товарищи и теперь крепко взялись за работу. Без труда не вырастить честных людей, не дать стране человека, который бы всё умел — и делать, и думать».

Как справедливо замечает профессор Васильев: «В этой замечательной фразе руководитель университета, педагог по специальности (он являлся также заведующим кафедрой педагогики), выразил важнейшую государственную установку, связанную с обучением и воспитанием студенчества — будущего потенциала страны. …После трудового дня передовые бригады получали поощрение в виде традиционного пирога. Сам директор завода подносил его на широком блюде, на полотенце и в присутствии всех рабочих вручал пирог отличившейся бригаде. Студенты, перевыполнявшие нормы, получали право на дополнительный «стахановский» обед». Студенты Карело-Финского университета вызвали на соревнование студентов местного Коми педагогического института — так на деле крепились дружба, взаимопомощь и понимание братских народов в советском тылу.

Показателен факт: в 1943 году из 16 студентов-мужчин в университете 15 были инвалидами войны. Поэтому особое внимание уделялось подготовке девушек по специальностям сандружинниц, телеграфисток, телефонисток, радисток. Университет готовил в тылу боевой резерв. И как справедливо замечает автор, со ссылкой на газету «Правда»: «Следует отметить важное обстоятельство: с начала 1944 г. призыв студентов и преподавателей в армию прекратился: необходимо было сохранить интеллектуальный и научный потенциал для будущего развития страны».

Около трёх лет работал университет в Сыктывкаре, только в июле 1944 года началось возвращение в Петрозаводск. Оккупанты разрушили город. И здание университета было восстановлено студенческими руками. Поразительным результатом можно считать то, что успеваемость студентов в военные годы составила 92%, хороших и отличных оценок — 84%. Как отмечает Ю.А. Васильев: «Это был тоже труд во имя будущего. За годы войны университет подготовил 75 квалифицированных специалистов (в том числе в 1942 г. — 22 человека, в 1943-м — 14, в 1944 г. — 33 выпускника)».

Каковы роль и непосредственное участие в делах карельской молодёжи комсомольского секретаря прифронтовой республики? ЦК ЛКСМ КФССР при деятельном участии Андропова подготовил и направил в партизанские отряды более 400 комсомольцев и молодёжи, около 50 ответственных комсомольских работников стали в тылу врага организаторами подполья и агитаторами. Для работы во вражеском тылу отбирались самые выносливые, владеющие финским языком «ходоки» — уходя в рейд, каждый партизан нёс на себе до 50—55 кг груза. Из опасных «ходок» доставляли они не только пленённых «языков», но и газеты, личные письма оккупантов. Их анализ позволял делать важные выводы о состоянии вражеской армии, а по образцам оккупационных документов потом выправлялись точно такие же для наших подпольщиков. Поразительный факт: за годы войны зафиксирован лишь один случай предательства со стороны комсомольцев-подпольщиков. В оккупированные врагом районы забрасывались листовки, книги, брошюры, газеты. Собирались подарки для партизан.

Профессор Васильев приводит строки из письма Ю.В. Андропова первому секретарю ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлову от 13 марта 1942 года: «Тут и есть самый настоящий фронт», — и отмечает, что комсомольский руководитель внешне ничем не выделялся среди своих соратников: носил армейскую форму — шинель, гимнастёрку, брюки, сапоги. Лично сопровождал многие группы для отправки в тыл врага. Андропов стал одним из первых представителей руководства республики, кто прибыл в освобождённый Петрозаводск на военном катере Онежской флотилии. А материалы, основанные на докладных записках и статьях Андропова о героических делах молодёжи Карело-Финской ССР, в том числе представителей карельского, финского, вепсского народов, поступали, как правило, от первого секретаря ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлова в адрес партийного и государственного руководства СССР, публиковались в газетах и журналах, звучали в передачах Всесоюзного радио.

«В комсомольской среде Ю.В. Андропов выделялся своим интеллектуальным уровнем. Об этом свидетельствуют, в частности, его статьи и материалы для молодёжных газет и журналов. Читаешь андроповские тексты и невольно ловишь себя на ощущении — насколько глубоко и нестандартно авторская мысль схватывала и оценивала происходящее. Осмысление ситуации, понимание реалий военного времени, стремление найти подходы к молодёжи с учётом новых вызовов времени — характерные черты аналитического склада ума молодого комсомольского руководителя», — отмечает автор.

ВЕТЕРАН партизанского движения С.П. Татаурщиков отмечал парадоксальность Ю.В. Андропова как руководителя, который был «требовательным, взыскательным, не прощающим грубых ошибок, допущенных из-за безответственности, но в то же время очень внимательным, чутким, понимающим нужды людей». Но ведь и время тогда было таким же, и от всех представителей власти требовалось то же — требовательность и взыскательность, внимательность и чуткость…

Партизан Н. Тихонов вспоминал о первой встрече с Андроповым зимой 1942 года: «Рассказывая, я чувствовал, что Юрий Владимирович досконально осведомлён и о боях бригады, и об условиях, в которых мы действуем, и о нужде в оружии и одежде. Но он слушал вдумчиво и внимательно. Мне показалось, а позднее я убедился в этом, что ему всегда было важно, как человек рассказывает, что при этом испытывает, какие проблемы нащупывает. Это был его способ познания людей, которым он доверял серьёзное дело. Он располагал к себе редким сочетанием простоты, душевности и строгой требовательности».

Суровая статистика фронтовых лет свидетельствует: «Более 10 тыс. комсомольцев Карелии ушли на фронт — около 30% всей организации республики. В январе 1942 г. в комсомольской организации КФССР осталось 2934 комсомольца (до войны в республике насчитывалось более 32 тыс. комсомольцев). Комсомольцы старше 18 лет в основном ушли на фронт, в партизаны. В комсомол пришло новое, совсем юное поколение — 14—16-летние подростки. Нельзя было не учитывать особенности возраста и запросы подростков. В статье 1943 г. «О некоторых недостатках работы райкомов» Ю. Андропов размышлял о необходимости понимания «значения работы», важности воспитательной функции. Он предлагал «искать новые формы работы, добиваться чёткости и высокой организованности в каждом деле», подчёркивал значение «живого общения с комсомольцами». Один из вопросов — о производственной деятельности комсомольцев, помощи предприятиям в условиях острой нехватки рабочих кадров. В 1942 г. на промышленные предприятия республики пришли более 200 подростков. На плечи подростков, которые составляли нередко 40—50% состава рабочих, легла обязанность выполнения производственного плана, в том числе выпуска оборонной продукции».

Соратники Андропова считали его отличительным качеством «стратегически широкое понимание войны», которое выражалось не только в чёткой и грамотной организации подпольной и партизанской борьбы, но и в предложении и поддержке множества инициатив, способных мобилизовать молодёжь в тылу на оказание помощи фронту. В дремучих карельских лесах собирали грибы, ягоды, лекарственные травы, на Белом море, в озёрах и реках ловили рыбу. Находилось применение молодым рукам на сельхозработах на полях колхозов, совхозов, в МТС. «Комсомольской промышленностью» образно назвал Ю.В. Андропов (кстати, писавший очень неплохие стихи) продуманные им инициативы молодёжи Карелии по выпуску продукции, необходимой во фронтовом быту. На лесозаводах было налажено изготовление лыж, волокуш для перевозки раненых, винтовочных прикладов, ящиков для противопехотных мин.

ЦК ЛКСМ республики поддержал инициативу комсомольской организации лесозавода № 2 Беломорска о введении двух сверхурочных часов в неделю для работы на нужды фронта. Так зародилась традиция комсомольских «вторников», в которые комсомольцы шили маскировочные халаты, чинили и стирали бельё и обмундирование, изготавливали накомарники, лыжи, лыжные палки и кольца к лыжным палкам из заранее собранных консервных банок. А ещё — строили бани, ремонтировали дороги, проводили дежурства в госпиталях, разгрузку вагонов, заготовку и распиловку дров. «Гектарами обороны» называли в комсомольских организациях Карелии обработку земли и отправку всего выращенного урожая в действующие фронтовые части.

О результатах этой работы Ю.В. Андропов писал в брошюре под мудрым названием «Учиться у народа»: в суровой боевой обстановке войны, полной трудностей и лишений, молодёжь закалилась, стала взрослее и мужественнее. По его наблюдениям, именно понимание военной обстановки формировало в ней новые черты, новые качества и новые запросы. Мастер цеха на одном из лесозаводов представлял директору подростков: «Вы не глядите, что с виду огольцы. Они у меня по суткам могут работать и всё понимают, потому что теперь война». Выполняя срочные заказы фронта, подростки сутками не выходили из цехов. Но при этом Андропов подчёркивал: необходимо учитывать особенности подросткового возраста, «полные юношеского озорства».

Профессор Васильев приводит трогательные факты: «На одном из лесозаводов десятки подростков ежедневно приезжали на работу на самодельных самокатах. Пришли к директору завода с просьбой организовать стоянку «ногомобилей» (как они сами называли свои самокаты). Директор далеко не сразу, но в итоге решил эту проблему — во дворе завода появилась стоянка для самокатов. Другой пример: в одной промартели подростки чинили валенки, забравшись на крышу мастерской. Оказалось, им так было удобнее. Но при этом план выполняли на 250—300%. В подобных нестандартных ситуациях надо было найти формы работы с молодым поколением. И находили: среди подростков — рабочих предприятий развивалось движение двухсотников — стахановцев военного времени. Тыл прифронтовой республики держался в том числе на их подростковых плечах».

Выпускница Повенецкой средней школы Лена Орлова обратилась к сверстницам с призывом овладеть специальностями шофёра, тракториста. Она, мечтавшая до войны стать врачом, писала в газете: «Мы станем врачами, инженерами позднее, после победы — сейчас необходимо трудиться там, где больше всего нужны Родине». И девчонки, в основном учащиеся 9—10-х классов, освоили в кратчайшие сроки профессии шофёров, трактористов для работы на предприятиях, лесозаготовках. На заводах становились токарями, фрезеровщиками, слесарями. Отметим: нет в русском языке наименований этих непростых специальностей в женском роде! А руководители предприятий говорили: «Никогда на тракторах и автомашинах не работали такие грамотные, квалифицированные кадры».

НО РУКОВОДИТЕЛЬ комсомола Карелии понимал, что, отдавая большую часть времени производству и учёбе, нельзя забывать и о воспитании, и о досуге своих подопечных: «Воспитывать молодёжь на традициях народа — это и значит учиться у народа мудрости, мужеству, любви к своему Отечеству». Ю.А. Васильев объясняет это так: «Связывая понятие об Отечестве с представлением о родном крае, Андропов видел ключ к пропаганде великих дел народа в освещении местных фактов из жизни народа, близких для молодёжи. В качестве положительного примера приводился успешный опыт проведения в комсомольских организациях республики собраний по истории Карелии, особенно о совместной борьбе русского и карельского народов против иноземных захватчиков. У молодёжи собрания вызвали огромный интерес. Андропов рекомендовал активно пропагандировать народные танцы, которые отражают лучшие черты характера народа, — их воспитательное значение неоспоримо. Поэтому в районах были проведены семинары организаторов песни и танцев. Полезным начинанием признавалась поддержка традиционных народных игр. Создание агитбригад в районах также стало инициативой Андропова. Песни народов, воспевающие ратные подвиги своих богатырей, прославляющие народную стойкость в борьбе против иноземных захватчиков, оказались малоизвестны. На одном из предприятий посёлка Сегежа он поинтересовался: какие народные песни знает молодёжь? Только двое ответили, что знают песни о Ермаке и о Стеньке Разине.

После этого комсомольским работникам было рекомендовано ездить в сёла с патефонами: «Первоначально это казалось несколько странным: пристало ли секретарю райкома являться на молодёжное собрание с патефоном и пластинками? Книжки, свежие газеты, плакаты — это понятно, но патефон… Ответ дала сама сельская молодёжь, которая самым искренним образом приветствовала это начинание. И комсомольские активисты увидели, что ничего зазорного в нём нет… И до собрания, и после собрания молодёжь слушала песни и записывала их текст».

Особенно это было актуально для районов, где отсутствовала радиотрансляция. Так, во фронтовом Лоухском районе в избах-читальнях и красных уголках по этой причине нельзя было послушать радио. По инициативе Андропова была организована выставка военных трофеев, с целью наглядной агитации в Беломорске, Кеми, Лоухах, Сегеже проводилось оформление вокзалов, домов, мостов.

В письме, отправленном 25 декабря 1941 года Д.В. Постникову — заведующему Военным отделом ЦК ВЛКСМ, Андропов сообщал, что организовал производство финских ножей, а также шашек, шахмат, домино, бритв и пр.: «Ты, конечно, сейчас думаешь: «Вот собака этот Андропов, опять лезет не в свои сани». Это, конечно, слегка имеет место… в чужие дела мы и сейчас ещё лезем, но уже реже». О том, как Андропов «лезет не в свои сани»,

Д.В. Постников рассказал в качестве положительного примера первому секретарю ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлову. 9 января 1942-го Михайлов отправил Андропову письмо: «Мы считаем, что вы сделали очень много хороших дел. …это ни в коей мере не означает, что у вас нет недостатков…» Михайлов обратил внимание на то, что хозяйственно-производственными делами заниматься необходимо, но при этом не следует забывать о массово-воспитательной работе, политическом воспитании молодёжи.

На это Андропов ответил: «У нас в последнее время появились прямо «мастера инициативы» — они каждый день начинают с выдумывания чего-то нового… Иногда неплохо на таких неугомонных инициаторов плеснуть холодной водой и опустить их на землю. Получается красивая видимость «кипучей жизни», а за всем этим скрывается застой в работе».

Оценка любой инициативы, по Андропову, должна быть следующей: недостаточно поднять вопрос (создать «шум» или принять решение), главное — реальная работа. Важно закрепить почин — получить результат. Андропов сформулировал алгоритм решения данной проблемы: инициатива («поднять вопрос») — организовать работу — получить результат.

По мнению профессора Васильева, изложенная установка стала правилом, своеобразным алгоритмом Андропова на все фронтовые годы. Но ведь именно в юности человек получает закалку, вырабатывает характер, жизненные принципы и убеждения, которыми руководствуется потом всю свою жизнь. Главная тайна «Могикана», наверное, никогда не будет раскрыта — в последние годы жизни, оказавшись на вершине власти, чувствовал ли он себя «последним из могикан», предвидел ли драматические события, которые произойдут в стране после его ухода?

 Ольга ЖУКОВА