Немало памятных дат, круглых и не очень, ежегодно проходят чередой перед нами, будя добрые и светлые воспоминания. Но есть и такие, что неизменно возбуждают в нас противоположные чувства…

Вот уже почти четверть века минуло «событиям октября 93-го», которые для одних явились «чёрным октябрём», «расстрелом народного парламента», для других – «победой демократических сил». И таковыми остаются до сего дня.  Руководство страны покуда так и не насмелилось дать  им официальную взвешенную оценку. А потому, думается мне, особую ценность по-прежнему представляют не эмоциональные  выплески представителей той или другой стороны нашего доныне расколотого общества, а документы, факты и живые  свидетельства очевидцев тех прискорбных и грозных  событий.

Одно из таких свидетельств сохранилось в моём личном архиве. Оно принадлежит Владимиру Штыгашеву, бывшему в те годы председателем Верховного Совета Хакасии. Мне, тогда сибирскому собственному корреспонденту журнала «Российская Федерация», довелось побывать у него. Уже после отгремевших пушек «черного октября» и принятия новой Конституции России.  Внутри Федерации  шёл «парад суверенитетов». Автономная  область Хакасия, выйдя из состава Красноярского края, принимала свою Конституцию, республиканскую, и одним из главных авторов её был Владимир Николаевич.

Беседуя с ним  об основном законе новорожденной республики, мы невольно коснулись и тех самых «событий 93-го». Дело в том, что Владимир Штыгашев прежде (уже в соответствии с его рангом) непременно входил в состав высшего органа представительной власти страны, теперь же не был  ни депутатом Госдумы, ни «сенатором» Совета Федерации. Меня удивило – почему? Оказалось, не пошёл в парламент сам, по своим принципиальным соображениям. Он считал выборы в него на основе Указа Президента нелегитимными. Действия Президента в октябре 1993 года Верховный Совет Хакасии оценил как антиконституционные. И Штыгашеву довелось испытать их беззаконие, что называется, на собственной шкуре.

Волею судьбы он оказался в числе семи парламентёров, от имени органов власти провинций побывавших в самом пекле у Дома Советов 4 октября 1993 года, и об увиденном, пережитом не мог вспоминать без содрогания. Моя магнитофонная запись выдаёт эти чувства. Давайте «послушаем» её. Кстати, она в своё время «прозвучала» фрагментами  в центральном журнале «РФ» с благословения собеседника, который, надеюсь, не изменил своего отношения к пережитому.

«Мы прибыли туда часов в двенадцать, – рассказывал мне Владимир Николаевич, – из Конституционного суда на «Линкольне» Илюмжинова с калмыцким флагом. Нас пропустили через все кордоны, видимо, приняв за представителей американского посольства, и притёрли к самой лестнице. Танки стояли за Москвой-рекой, на мосту, и били одиночными выстрелами по Белому Дому. Солдаты окружили нас. Мы представились: «Руководители субъектов Федерации, идём вести переговоры, чтобы прекратить кровопролитие». Но наши слова потонули в ответной ругани, матах, угрозах: «С..ки! Б…ди! Всех расстреляем!»

Однако нашёлся «интеллигентный» полковник в очках, который без матов посоветовал нам пройти к «коменданту этого направления». Мы двинулись. Точнее, нас повели под автоматами, как бандитов. Мне приставили к шее пистолет Стечкина, да так, что потом я неделю ходил с синяком. В здание нас долго не пускали. Наконец, договорились: пятерых из нас оставить в залог, а два президента, Аушев и Илюмжинов, пусть пройдут. Дали им белый флаг, и они через цоколь пошли. И действительно встретились с «мятежниками».

Когда они вернулись, ОМОН снял под мостом оцепление, и на нас хлынула толпа человек в триста, так называемый, «батальон Гайдара». Кирсан Илюмжинов, отважный, но наивный юноша, пытался урезонить их: «Друзья! Мы же хотим кровь остановить!» – «Предатели! Сволочи!» – послышалось в ответ. И захлопали выстрелы из пистолетов. Тогда я впервые увидел оскал настоящего фашизма, который ныне ищут не там. Одетые в гражданское, но до зубов вооружённые, злобные люди бросились на нас, стали опрокидывать машину, схватили за горло Илюмжинова. К счастью, его охранники не растерялись. Они ударами срубили нас, как снопы. И мы полезли в машину. Следом, словно какую фуфайку, охранники забросили своего президента. Один упал на него, двое успели закрыть дверцу. «Линкольн» с силой своих пятьсот «лошадей» рванул вперёд, сквозь толпу. Вслед полетели камни, железяки, какие-то обрезки рельсов и гусениц. И защёлкали выстрелы. Но машина оказалась крепкой.

Мы были в шоковом состоянии. Подавленно молчали. И вдруг в тиши послышался голос: «А где моя афганка?» Я взглянул под ноги. Там лежал мужчина в камуфляже с надписью «миротворческие силы». От нелепости вопроса все разом нервно захохотали: едва не лишившись головы, человек беспокоится о шапке. Я обнаружил, что она у меня в руке. Шок прошёл.

Все заговорили. Герой Советского Союза генерал  Руслан Аушев плакал: «Валяется мясо, кишки, детские ножки в сандаликах… Никогда не прощу!»

Мы сразу явились на заседание Правительства. Там собрался Совет Федерации. Осуждались «коммуно-фашистские» воззвания. Я говорю: «Давайте проголосуем: кто «за» (за наказание «коммуно-фашистов» – А.Щ.)? Встало человек сорок – в основном главы исполнительной власти. Борис Немцов кричал: «Додавите их,  добейте их там!» (защитников Верховного Совета – А.Щ.).  Черномырдин спросил: «А что, есть против?». Я вскочил, поднял кулак: «Я против, Виктор Степанович!». А сам думаю: «Неужели я один?» Нет, смотрю, человек сорок пять ещё встало.

– Ну, ладно, тогда не будем принимать решения…

Всё закруглили, свернули. Кругом шум, крики: «Виват! Виктория! Победа!».  Гайдар улыбается. Вице-премьеры в президиуме тоже  рады…

Какая победа? Над кем победа? У меня  до сих пор тяжёлый осадок на душе: нечистое дело мы совершили. Поэтому я, естественно, не мог участвовать в этом парламенте. По своим принципам, убеждениям. Не стал баллотироваться и наш председатель Правительства Хакасии Евгений Смирнов. Поэтому нас нет в Совете Федерации. Послали других…»

До сей поры  со страниц и экранов большинства СМИ нас продолжают уверять в том, что грозные события  тех роковых дней, повлекшие за собой немалые человеческие жертвы, были вызваны противостоянием отжившего «просоветского» Верховного Совета и прогрессивного, «демократического» Правительства России. Или даже противостоянием их руководителей Руслана Хасбулатова и Бориса Ельцина на почве «личной неприязни». Однако серьёзные аналитики считают, что дело обстояло иначе. Ничуть не менее демократический парламент предлагал другую модель развития рыночной экономики, движение к укладу вроде «народного капитализма», с обеспечением одинаковых стартовых возможностей для граждан путём наделения их именными приватизационными чеками и т.д. Но ближайшее окружение  Ельцина жаждало иного:  немедленной приватизации всех «ничейных» богатств страны, дележа их между «лучшими» людьми – путём прямого выкупа по символическим ценам или через безымянные чеки. К сожалению, победила эта нахрапистая сила, поправ все законы и приличия. Результаты её победы мы наблюдали воочию: тысячи остановленных заводов, шахт и строек, обнищавшая деревня, ослабленная армия, резкое расслоение общества по доходам, падение рождаемости, деградация образования, культуры, нравственности… К сожалению, сползание к тупику кардинально не пресечено доныне, о чём наряду с другими публицистами не раз доводилось писать вашему покорному слуге.

Печальные отголоски этого смутного времени сохранились и в моём «поэтическом дневнике», строками разных лет из которого я позволю себе завершить невесёлые заметки.

***

            РАБОЧЕМУ

Оглянись-ка, земляк, посмотри, дуралей,

Что они сотворили с тобою.

На советскую власть ты спустил кобелей –

И остался бесправным изгоем.

Ни завода, с которым сроднился душой,

Ни работы, ни сходной халупы.

Тот, кого почитал ты «тифозною вшой»,

Вышел в баре, а ты вот – в холопы.

За куском к дармоедам ползёшь на поклон,

Так тебя облапошившим ловко.

Где же гордость былая твоя, гегемон?

Где смекалка твоя и сноровка?

Ты построил плотины, цеха и  дворцы,

Смастерил и станки, и ракеты.

Почему же командуют ими дельцы?

И не сам ли ты отдал всё это?

На торжище спустил и своё ремесло,

И завод, и страну, и эпоху…

А теперь всё, что было, быльём поросло,

Хорошо поменялось на плохо.

Наступила эпоха-пройдоха.

Чем ответишь ты ей, кроме вздоха?

Александр ЩЕРБАКОВ

Источник