ЖУРАВЕЛЬ Александр Федорович Родился 7.04.1926 г. Закончил Военный факультет при МФИ в 1961 г.   Генерал-майор в отставке. В Великой Отечественной войне принимал участие с мая 1944 г., проходил службу в качестве командира пулеметного отделения (1-й Белорусский, 1-й Дальневосточный фронты), участвовал в освобождении Белоруссии и Польши, а также в войне с Японией. Имеет тяжелое ранение. В послевоенные годы прошел путь от заведующего делопроизводством - казначея отдельного дивизиона до начальника финансовой службы войск Дальнего Востока. Награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени и многими медалями.

Родился я 7 апреля 1926 года в поселке Короп Черниговской области в крестьянской семье. В 1934 году пошел в первый класс и в 1941 году окончил 7 классов.

Отношение к войне в первые дни было разным. Те, кто помоложе, исходя из пропаганды непобедимости Красной Армии, считали, что «...на вражьей земле мы врага разобьем, малой кровью, могучим ударом». Поход Красной Армии в сентябре 1939 г. в Западную Украину и в Западную Белоруссию, дележ Польши с фашистской Германией, победа в войне с Финляндией способствовали легковесному отношению к этой войне. Только люди постарше, воевавшие с немцами в Первую мировую войну, понимали серьезность нахлынувшей беды.

Понимание этой беды охватило людей, слушавших сводки с фронтов, наблюдавших потоки беженцев из областей, уже оккупированных немцами. Приближалась страшная и неотвратимая беспомощность перед надвигавшейся трагедией, подкрепляемая похоронками.

Это уже потом, спустя годы после окончания Великой Отечественной войны, мы узнали, что за первые три месяца войны в плен попали более 3-х миллионов красноармейцев и командиров, что немцы оккупировали почти всю Украину.

Короп немцы захватили в августе 1941 года. Сразу же появились расклеенные на столбах и заборах угрожающие приказы немецкого командования, которые всегда заканчивались словами «За невыполнение — расстрел!»

В первые же дни фашисты по отношению к населению вели себя как наглые захватчики—грабители. Отбирали свиней, домашнюю птицу, яйца, молоко. Часть награбленного перетапливали в печках на жир, упаковывали в посылки и отправляли родственникам в Германию. Из вещей предпочитали вышитые полотенца, скатерти, другие красивые вещи.

Колхозы были переименованы в «общинные дворы». Рогатый скот, овцы, лошади, принадлежавшие колхозу, перешли в ведение немецкой комендатуры.

Комендант издал приказ о выходе на работу оставшихся колхозников и членов их семей. Евреям, которые не успели эвакуироваться, приказали на верхнюю одежду спереди и сзади нашить шестиугольные звезды и появляться на «общественные работы» по указанию бургомистра Коропа.

Женщины из украинских деревень на дорожных работах. 1942 г.

Бургомистр «пан» Пионтковский, уроженец Западной Украины, вместе с двумя взрослыми дочерьми прибыл с тыловыми частями захватчиков и очень быстро организовал выполнение всех распоряжений военного коменданта, при котором его дочери были переводчицами и обслугой.

Из местных бывших подкулачников и «обиженных» советской властью была сформирована полиция района. Полицейские, наши же украинцы, в служебном рвении помогали оккупантам выявлять коммунистов и актив Советской власти, вылавливали окруженцев, которые стремились прорваться к удаляющемуся фронту, помогали фашистам в борьбе с партизанами.

Начались устрашающие акции по отношению к населению. В начале сентября, по приказу военного коменданта Коропа, жителей собрали в центре, где расстреляли на глазах у всех человека, якобы, связанного с партизанами.

В январе 1942 года в Короп прибыла специальная команда, которая расстреляла более 140 человек только за то, что они были евреями. Среди расстрелянных были старики, женщины, дети. Мне пришлось в 1943 году, после освобождения Коропа, в качестве бойца Коропского истребительного батальона участвовать в перезахоронении жертв холокоста. Жуткое зрелище.

У памятника жертвам войны перечислены фамилии более пятисот коропчан, погибших на фронтах, обозначена могила 440 человек, замученных в годы оккупации. И это в поселке, в котором проживало чуть более четырех тысяч населения. Есть о чем задуматься...

Освободили Короп наши войска ровно через два года, то есть в августе 1943 года. Сразу же молодежь 1924-1926 годов рождения в РВК была поставлена на учет как допризывники и зачислена в районный истребительный батальон. На этот батальон были возложены обязанности охраны некоторых объектов (райком партии, складские помещения бывшей полиции, здания, где разворачивались органы советской власти и т.п.).

На полях за Десной, где шли бои наших войск с немцами, стояли остовы сожженных танков, орудий, валялись еще не захороненные трупы оккупантов, а наши войска все шли и шли в сторону Чернигова.

В ноябре—декабре 1943 года молодежь 1924-1926 годов рождения после элементарной военной подготовки и службы в истребительном батальоне призвали в Красную Армию. Часть призывников, в том числе и я, были направлены в запасной полк в Чернигов, а вторая часть — на Дальний Восток.

В запасном полку призывников кое—как обмундировали (вместо шапок — буденовки, вместо сапог — ботинки с обмотками). Кормили нас по 3-й тыловой норме, но занятия проводили по полной программе молодого бойца. Первый батальон запасного полка состоял из трех рот: пулеметная (станковые пулеметы «Максим»), минометная (82—мм батальонные минометы) и рота автоматчиков.

Командиры отделений в ротах были из числа старослужащих, большинство из них чуть старше 20 лет, но уже повоевавшие, хлебнувшие горечи отступления в 1941-1942 годах, отлежавшие после ранений в госпиталях. У некоторых на груди поблескивали солдатские медали.

Тяжелее всего, пожалуй, было нам — пулеметчикам. Пулемет «Максим» образца 1883 года — оружие коллективного боевого применения (расчет 5—7 чел.), тяжелое (64 кг без охлаждающей жидкости), капризное при стрельбе: если плохо было подготовлено, то донимали задержки.

Изучение сложной материальной части пулемета чередовалось с выходами в поле, марш—бросками, подготовкой боевых позиций. Чтобы легче было носить пулемет, с него снимали щит (8 кг), «тело» пулемета (24 кг) отсоединяли от станка. Весь расчет привлекался к переноске пулемета и коробок с патронами (лента — 250 патронов). Конных повозок для перевозки пулеметов и минометов в запасном полку не было. И все это в зимние месяцы 1944 года.

Кроме холода в поле и казарме, донимал голод скудного пайка 3-й нормы. Курящие страдали из—за отсутствия курева (махорку выдавали только по 1-й фронтовой норме). Некоторые из курящих 200-граммовую пайку хлеба (утреннюю или вечернюю норму) меняли у местного населения на махорку.

Многие молодые красноармейцы, движимые не только чувством патриотизма, но и стремлением отомстить фашистам за издевательства и yнижения, пережитые при оккупации погибшими отцами и старшими братьями, принимали максимум усилий, готовясь к предстоящим боям. Достигшие 18—ти лет принимали присягу и готовились в составе маршевых рот отправиться на фронт, который стремительно двигался вперед, приближая освобождение оккупированных фашистами территорий СССР.

В мае—июне 1944 года наша 6—я стрелковая бригада в составе войск 1-го Белорусского фронта готовилась к предстоящим боям, зарываясь в землю, совершенствуя боевые позиции. Бои местного значения не затихали.

Незадолго до прибытия на фронт нам выдали пластмассовые «посмертные» патрончики. Старшина роты пояснил содержание записки, которую следовало хранить в этом патроне, и потом жестко добавил: «Попавшие в братскую могилу без патрончика, будут числиться среди пропавших без вести». Такова суровая действительность войны.

В конце июня началось наступление войск нашего фронта. Наш пулеметный расчет поддерживал одну из стрелковых рот батальона, и по мере движения пехоты вперед мы меняли позиции. Прибавлялось работы медсанвзводу.

С позиций сержанта—командира пулеметного отделения трудно было разобраться в общей стратегии войск фронта. Решение задачи, поставленной перед командиром отделения по огневой поддержке пехоты огнем своего «Максима», вливалось в решение задач взвода, роты, батальона, и как ручеек пополняет реку, так наши усилия способствовали усилению мощного потока войск в неудержимом движении на Запад.

Пулеметный расчет на огневой позиции. Западный Буг. 1944 г.

Несмотря на сильное сопротивление немцев и потери в личном составе, мы двигались упорно вперед. Уже 29 июня 1944 г. был освобожден Бобруйск, а 3 июля — Минск.

Несмотря на поражение немцев на Курской дуге летом 1943 года, к лету 1944 года, то есть через год, они еще имели все необходимое для ведения упорной обороны, и мы это чувствовали на себе.

Наша бригада в июньских боях понесла значительные потери и была отведена в тыл для отдыха и пополнения. Многих земляков с Черниговщины уже не было в ее рядах. Мой друг Митя Дорошенко с простреленным автоматной очередью животом был отправлен в тыловой госпиталь и, как потом я узнал, больше полугода пролежал в госпитале в г. Омске и был комиссован.

Отдых и пополнение для бригады продолжались всего несколько дней. Вместо «Максима» расчет получил пулемет Горюнова (СГ—43) с воздушным охлаждением и упрощенной заменой ствола. Кроме того, пулеметная лента была металлической, а не брезентовой, что упрощало ее снаряжение и уменьшило перекос патронов.

К сожалению, не успев как следует изучить новый пулемет, нас срочно перебросили почти к границе Польши. Разместилась наша часть рядом с подразделениями 1-й армии Войска Польского. Впереди был Западный Буг и Польша.

Форсирование Западного Буга обернулось для нас новыми потерями. Уже на той стороне реки был тяжело ранен второй номер пулемета. Пришлось взять в помощники одного из наиболее смышленых подносчиков патронов.

С тяжелейшими боями продвигались от города Хели до города Моблин (в составе 69—й армии 1-го Белорусского фронта). Немцы оказывали яростное сопротивление, но 24 июля 1944 года Моблин был освобожден.

В течение августа—сентября 1944 года войска 1-го Белорусского фронта подошли к Висле, но постепенно наступательный порыв угасал. Войска устали. Требовалась передышка. Очевидно, командующий фронтом понимал это лучше нас. Войска перешли к оборонительным боям. Подтягивались тылы. Прибывало пополнение.

В январе-феврале 1945 г. после Висло—Одерской операции войска 1-го Белорусского фронта (командовал фронтом уже Маршал Советского Союза Г.К. Жуков) вышли к границам Германии. На этом рубеже мы остановились. Вероятно, командование решило основательно подготовиться к боям непосредственно на территории фашистской Германии.

В этот период, с учетом сокращения протяженности фронта, некоторые воинские части, понесшие большие потери при освобождении Польши и утратившие боеспособность, выводились в тыл. В нашем пулеметном расчете был убит один подносчик патронов и один ранен с направлением в госпиталь.

Солдатское «радио» разнесло слух о том, что часть войск фронта будет переброшена на Дальний Восток. Среди красноармейцев и командиров высказывались различные предположения по результатам Ялтинской конференции (февраль 1945 г.). Многих в правдивости слухов о переброске войск убедило объявленное в печати решение о денонсации советско—японского пакта о нейтралитете.

Все сомнения отпали, когда наша воинская часть погрузилась в вагоны, проследовала через Польшу, через весь Советский Союз и прибыла в Приморье в пос. Шкотово в конце мая 1945 г. По—мирному тихо было в течение всего долгого пути. В дороге отметили и день Победы, но мы понимали, что наш день Победы еще впереди.

Наша воинская часть вошла в состав 335—й стрелковой дивизии (1-й Дальневосточный фронт, командующий — Маршал Советского Союза К. А. Мерецков).

Война с Японией продолжалась всего 24 дня (с 9 августа по 1 сентября 1945 г.), но добавила к счету потерь несколько тысяч погибших и несколько десятков тысяч раненых.

Для меня эта война закончилась ранением в голову и контузией. Случилось это 15 августа 1945 г. при штурме Рананского укрепрайона (город Сейсин, Северная Корея).

Наша 25—я армия в Пхеньяне и в ряде других городов Северной Кореи дислоцировалась до декабря 1948 года. Все войска этой армии, оставив вооружение и технику формируемой армии Северной Кореи, были выведены в Приморье. Штаб армии до расформирования размещался в поселке Шкотово.

Моя срочная служба продолжалась до 20 октября 1950 г. (почти 7 лет). Учитывая, что последние годы я занимал офицерскую должность (командир взвода охраны), мне предложили остаться на сверхсрочную службу.

Старший сержант А.Ф. Журавель с сослуживцами в Пхеньяне. 1947 г.

В послевоенные годы я предпринимал попытки поступления в военное училище (тогда еще принимали с семилетним образованием), но мне отказывали из—за того, что два года был под оккупацией, а вот защищать Родину и служить почти 7 лет срочной службы разрешали. И то хорошо!

В январе 1951 года, находясь в отпуске в Короле, я собрал документы, подтверждающие отсутствие компромата на меня за период проживания на оккупированной территории, и в мае 1951 года подал документы для поступления на годичные курсы лейтенантов финансовой службы.

Окончив эти курсы в июне 1952 года с отличием и получив звание лейтенанта, попросился на службу в отдаленной местности (поселок Анадырь).

После отпуска, в сентябре 1952 года прибыл в 96—ю авиационно—техническую дивизию. Вот так и началась моя служба в должности финансиста, которая продолжалась более 35—ти лет — до октября 1987 года.

Первая моя финансовая должность — обслуживание управления дивизии и приданных подразделений, а последняя — начальник финансовой службы войск Дальнего Востока.

После смерти Сталина в 1953 году, в целях сокращения численности Вооруженных Сил, а также ввиду нецелесообразности содержания на Чукотке в условиях тундры и вечной мерзлоты 96—й авиационно—технической дивизии и 14—й общевойсковой армии (американцы называли ее «армией вторжения»), было принято решение об их расформировании.

Осенью 1953 г. из поселка Анадырь пришлось перебраться в бухту Провидения и вступить в должность начальника финансового довольствия 186—го отдельного батальона ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь).

Батальон имел 10 постов ВНОС, дислоцированных вдоль побережья от пос. Уэлен на Чукотке, до бухты Угольной на Камчатке. О трудностях службы в этих районах вспоминать не хочется. Не зря там служба засчитывалась один год за два. Почти как на войне.

В октябре 1955 г. мне прибыла замена из 76—й воздушной армии (ныне — город Санкт-Петербург). Теплоход из бухты Провидения выходил с ледоколом и до Владивостока шел 8 суток. Потом — 10 суток поездом.

В Советской Армии продолжалось сокращение численности войск. По прибытии в Ленинград я представился начальнику фин- службы воздушной армии полковнику—фронтовику К.И. Подволоцкому Он побеседовал со мной и предложил должность начальника финслужбы армейского батальона связи, который располагался в городе.

Мне, почти одичавшему за долгие годы срочной службы, затем — года в казарме курсов и трех лет на Чукотке, такое предложение было верхом мечты. Тем более, что я хотел в конце концов закончить среднюю школу и получить аттестат зрелости. В свои 29 лет я мечтал о поступлении на Военный факультет при МФИ.

В декабре 1955 года, приняв должность и приступив к работе, сразу же определился с вечерней школой при Доме офицеров Ленинградского гарнизона. Несмотря на то, что занятия уже начались, я упросил директора принять меня в 10—й класс (8—й класс окончил на курсах лейтенантов, а 9—й — в бухте Провидения). Про выходные и субботы пришлось забыть. Урывками, в свободные минуты и часы, изучал чудесный город Ленинград.

В 1956 г. я окончил 10 классов вечерней школы, получил в 30 лет аттестат зрелости (!), но понял, что полученных знаний явно недостаточно для преодоления высокой планки требований при поступлении на Во енфак. Пришлось осенью поступить на курсы по подготовке поступающих в военные академии. Эта учеба была оправдана. В 1957 году, успешно сдав экзамены, я был зачислен на Военный факультет при Московском финансовом институте, который успешно окончил в 1961 году. Назначен был инспектором—ревизором в финансовый отдел 8—й армии ПВО (г. Киев).

Понимая, что уровень подготовки офицеров в Военном финансово—экономическом университете в настоящее время значительно выше, чем он был в 60—е годы, все же хотелось бы отметить, что и в то время профессорско-преподавательский состав прилагал значительные усилия к повышению знаний и расширению нашего кругозора. До сих пор с благодарностью вспоминаю фамилии таких преподавателей, как В. С. Бегоцкий, С. В. Геращенко, А. М. Митькин, полковников Е. Д. Просветкина, В. Л. Подыряка, В. М. Раева, Ю. С. Чернова, Н. А. Михайлова, Н. А. Вербу, генерал-майоров С. А. Гламазду, С. М. Ермакова. Все они были участниками войны.

В большинстве своем выпускники 1961 г. на службе оправдали надежды своих старших товарищей. Из 72 выпускников четверо стали генералами. Служба многих наших выпускников успешно проходила в управлениях центрального аппарата (генерал—майоры В. А. Румянцев, В. Ф. Медведенко, полковники Н. Ф. Савенков, В. Н. Леончиков, А. С. Ломов, В. Ф. Филипчук, В. И. Малкин, В. М. Щегольков, Е. С. Ефремов и др.)

Используя знания, полученные на Военном факультете, собирая по крупицам опыт старших товарищей—фронтовиков, проявляя разумную инициативу и усердие по службе, каждый из наших выпускников имел реальные возможности служебного роста.

Многие из нас после выпуска попали в подчинение опытных и заслуженных финансистов—фронтовиков. Например, моя служба после окончания факультета началась под руководством полковника Е. К. Рубанистого, возглавлявшего финансовый отдел 8—й армии ПВО. В годы войны он был инспектором в финансовом отделе 1 —го Белорусского фронта, который возглавлял В. Н. Дутов

В должности старшего инспектора—ревизора мне пришлось проходить службу в Южной группе войск под руководством начальника финслужбы фронтовика—полковника М. Д. Цыганкова.

Прибыв по замене в Прикарпатский военный округ (в 1973 году) на должность начальника инспекции — заместителя начальника финслужбы, встретил опытного и доброжелательного наставника — генерал—майора В. А. Можарова. В этой же службе на должности бухгалтера—ревизора работал полковник в отставке М. А. Булатов — бывший фронтовик—финансист.

В июне 1975 года приказом Министра обороны СССР я был назначен на должность начальника финансовой службы Сибирского военного округа.

Полковник А.Ф. Журавель (в правом ряду в центре) с участниками Великой Отечественной

войны финансовой службы Сибирского военного округа. 1978 г.

В начале 1979 г. в Забайкалье намечалось создание главного командования войсками Дальнего Востока с подчинением этому формированию войск ЗабВО, ДВО, 39—й общевойсковой армии (Монголия) и оперативно — Тихоокеанского флота.

Предложение занять должность начальника финансовой службы в этом формировании мне поступило лично от начальника ЦФУ МО с гарантией присвоения очередного воинского звания, которое мне не было присвоено несмотря на три представления Военного совета СибВО.

Пришлось согласиться на это предложение, тем более что Улан-Удэ (место дислокации Ставки) не хуже и не лучше Новосибирска. Зато Байкал ближе.

Конфликт между Китаем и Вьетнамом (февраль 1979 г.), ввод наших двух дивизий дополнительно к имеющимся в Монголии (39-я армия), создание Ставки в Улан—Удэ свидетельствовали о том, что нужно серьезно подойти к готовности наших войск на случай всевозможных ситуаций.

Ввод дивизий в Монголию показал, что финансовая служба 29—й армии (дислоцировалась в Улан-Удэ) не была готова к развертыванию полевых учреждений Госбанка при дивизиях, не было обеспечено оформление аттестатов на семьи, не закончены расчеты с финслужбой ЗабВО по капитальному строительству и т. п.

Проанализировав состояние готовности к развертыванию и наличие полевых учреждений Госбанка, мы пришли к неутешительному выводу: приписной состав в полевых кассах, отделениях и конторах Госбанка не обновлялся годами. На территории, подведомственной Ставке, имелась одна полевая контора Госбанка в Хабаровске, 5—6 полевых касс в железнодорожном корпусе, 5 касс и одно полевое отделение в Монголии.

По моему докладу о необходимости в мирное время развернуть полевые кассы в дивизиях первого эшелона и конторы в Чите Главком подписал письмо в Генеральный штаб МО и в копии в ЦФУ МО. В 1981-1982 годах эта проблема нашла разрешение.

Летом 1980 г. генерал армии В.И. Петров утвердил временное Положение о финансовой службе войск Дальнего Востока. В Положении были четко определены задачи по проверке мобготовности финансовых служб войск в ЗабВО и ДВО, а также по осуществлению финансового контроля.

За два с половиной года в 30 км от Улан-Удэ был построен городок Ставки, включающий семнадцать 48—квартирных домов для офицеров, три 24—квартирных дома для генералов, школа на 800 мест, госпиталь на 20 коек, гарнизонная гостиница, Дом офицеров, два детских садика. Теплом обеспечивала котельная на жидком топливе. Архитектура штаба у многих вызывала восхищение. В сооружении всего перечисленного громадный труд вложили генерал армии В.И. Петров и генерал—полковник Ф. Ф. Кривда. Десятки миллионов рублей вложены в создание Ставки, которая через 10 лет оказалась никому не нужной. Такая же участь постигла и Ставки, созданные в Польше, Баку и Кишеневе.

В преддверии 60—летия Победы в Великой Отечественной войне хотелось бы добрым словом помянуть тех фронтовиков, которых уже нет рядом с нами, это: генерал—лейтенант Я. А. Хотенко, генерал—майоры К. А. Хвацев, В. А. Можаров, Д. Г. Валерианов, М. С. Гнатюк, полковники М. А. Булатов, С. М. Климов, К. И. Подволоцкий, Ф. П. Красюченко и другие.

Источник: Военные финансисты в Великой Отечественной войне. Вклад в победу. - М: 2005. - 414 с.